Значительно чаще, однако, анозогно-зия маскирует так называемую ироническую, улыбающуюся депрессию (достаточно редкую в психиатрической практике, но довольно заурядную в остром периоде инфаркта миокарда).
Анозогнозии.
Трансформация анозогнозической реакции с элементами эйфории в явную тревогу и депрессию с развитием выраженной кардиофобии означает при этом уже не смену «полярности» аффективного статуса, а лишь утяжеление исходной депрессии. Признанные любимцы всего персонала, балагуры и весельчаки, сыплющие непристойными анекдотами и солеными шутками по адресу медицинских сестер и врачей, налаживающих им внутривенные капельные вливания в блоке интенсивной терапии, обычно страшатся не столько смерти, сколько инвалидизации с лишением всего, ради чего, по их мнению, стоит жить, и сознательно нарушают поэтому врачебные рекомендации.
«Прости мой край! Весь мир, прощай! Меня поймали в сеть,— может сказать такой больной, подобно герою Р. Берн-са. — Но жалок тот, кто смерти ждет, не смея умереть!». «Испытывая» себя («так весело, отчаянно шел к виселице он»), он считает, что лучше сразу погибнуть, чем отступиться по болезни от привычного образа жизни, и действительно готов умереть от физической нагрузки, которая может оказаться «непосильной для сердца», но до последнего дня «чувствовать себя человеком». Эти больные продолжают курить в палате, воспринимая каждую затяжку как своего рода игру со смертью («начихав на кривые убыточки, с папироской смертельной в зубах», по выражению О. Э. Мандельштама), и отказываются пользоваться судном, которое становится для них наиболее очевидным свидетельством их беспомощности и зависимости от окружающих, утраты человеческого достоинства и грубого нарушения элементарных этических норм (серьезнейшей проблемой, тщательно скрываемой мужчинами от преимущественно женского медицинского персонала). Сопряженные с этим переживания получают зачастую доминирующее значение в сознании больного и оказываются причиной острых расстройств сердечного ритма и других тяжелых осложнений, обусловленных даже не столько психологическими, сколько сугубо физиологическими механизмами (вследствие необходимости сдерживаться и вместе с тем невозможности дефекации, особенно в первые дни пребывания в стационаре).
